CASTLE.PRI.EE

Записи с меткой «волки»

Ясон Бадридзе – культовая фигура среди учёных-этологов. Несколько лет он прожил в стае волков и передал обоим видам важные знания друг о друге. Людям он рассказал о культуре зверей. Волков научил избегать человека и домашний скот. Его рассказы похожи на сказку, потому что Ясон спускается в те пласты сознания, в которых были созданы древние мифы и в которых люди и звери ещё умели слышать друг друга…

Предлагаем вашему вниманию интервью с этим выдающимся человеком.

– Когда мне было лет пять, отец взял меня осенью в Боржомское ущелье. Мы пришли в лес и услышали вой волка. И это было страшное впечатление, что-то потрясающее! Все в душе перевернуло. И до сих пор я как вой слышу, какое-то волнение наступает, куда-то хочется бежать, трудно объяснить… С этого, судя по всему, все и началось.
– Вы два года прожили в волчьей стае?
– Да, я изначально был экспериментатором, изучал физиологию поведения. Но вскоре осознал, что мы изучаем механизмы того, смысла чего не знаем. Жизнь зверя в природе была практически неизвестна, публикаций о волке тогда почти не было. Я попробовал заняться групповым поведением собак, но скоро понял, что они потеряли многие поведенческие черты. И тогда я решил пожить с волками. Поехал туда же, в Боржомское ущелье, нашёл одну семью. Меня интересовало, как формируется поведение, как они обучают волчат охоте…
– Погодите… Как вы с ними познакомились, вошли в доверие?
– Во-первых, мне надо было определить их основные тропы. Тропить я умел, охотой в молодости увлекался, это потом я завязал дуло узелком. Значит, выяснил тропы, взял старые детские пелёнки, поносил на себе, чтобы моим запахом пропитались. И начал на тропах стелить эти кусочки. Материя белая, контрастирует, а у волка неофобия очень сильно развита…
– Неофобия: они боятся всего нового. А с другой стороны, им очень хочется его исследовать – на таком конфликте все время и живут. Волки сперва обходили эти куски издалека. Интересно было наблюдать, как расстояние постепенно сокращается, и в конце концов они начали рвать эти куски. Я тогда стал выкладывать туда кусочки мяса. Когда они начали его подъедать, это значило, что они к моему запаху привыкли. На все это ушло около четырёх месяцев.
– Все время в лесу? Как?
– Да нормально: бурка, рюкзак, котелки. Палатку я не брал. Если нужно было костёр разжечь, уходил за речку. В горах ток воздуха по ручью идёт, так что дым их не беспокоил. К этому моменту я знал уже все их тропы, знал, где дневное лежбище, но к ним не выходил, чтобы не напугать. А потом решил встретиться. Как-то утром увидел по следу, что они прошли – матерые, самец и самка, они логово для волчат подыскивали. И остался их ждать метрах в пятидесяти от тропы. Где-то в полдень они возвратились. И когда заметили, самка остановилась, а матёрый пошёл прямо на меня. Метров до пяти подошёл и смотрит. Это состояние было, я вам скажу! Когда на таком расстоянии зверь смотрит тебе в глаза. Я без оружия, и он это знает: они запах оружия хорошо чуют.
– Почему без оружия?
– От оружия человек наглым делается. Он идёт на риск, на осложнение ситуации, зная, что у него за спиной ружье. В общем, он стоял, смот¬рел, смотрел, потом рявкнул, развернулся — и на тропу. И спокойно ушли. А я языком ворочать не могу, как будто язык отсидел. Пронесло, реально пронесло. Но уже стало ясно, что с ними этот номер пройдёт. Он испробовал меня — как я отреагирую. Увидел, что нападать я не буду и убегать тоже не собираюсь. И вот после этого я стал с ними ходить. Куда они, туда и я бегал за ними. Я был в хорошей форме благодаря моему отцу: он был основателем местной школы каскадёров, и я с детства акробатикой занимался, умел владеть телом — как прыгать, куда падать. Но все равно, конечно, было трудно угнаться. Где останавливаемся, там и я остаюсь спать. Как-то спал в бурке завёрнутый — слышу, вода журчит, на бурку наливается что-то. Выглядываю: матёрый с поднятой ногой стоит, пометил меня, значит…

– А что это была за стая?
– Замечательная семья, лучшая из всех. Старшим там был волк-старик, потом пара матерых — отец и мать, трое переярков (выросшие щенки прошлых лет), потом появились волчата. Старик уже не охотился, на лежбище маленький пригорок был, и он все время на нем лежал, потому что обзор хороший. Волчица приносила ему еду — отрыгивала после охоты. У волков есть интересная способность: они умеют регулировать секрецию желудка. Если мясо нужно про запас или чтобы отрыгнуть взрослому, оно не переваривается абсолютно. Просто оболочка слизи — и все. Слизь эта бактерицидная, мясо можно закопать, оно в земле не испор¬тится. А щенкам они приносят полупереваренное. И вот старика кормили матерая волчица и один из переярков.
Этот переярок, Гурам, и меня подкармливал, когда я там болел. Ногу я себе сильно повредил, лежал, не мог их сопровождать на охоту. Они возвращались, Гурам подойдёт, в глаза посмотрит и — оп! — в полуметре от меня мясо отрыгнёт. Гурам — так звали моего ближайшего друга, мы вместе альпинизмом занимались, он погиб, и в честь него я этого переярка и назвал. Реально был похож, такой высокий, светлый, намного светлее остальных. И характер очень хороший. Между молодыми довольно часто бывают драки. И в них этот Гурам всегда побеждал, но сам их никогда не провоцировал.
«Есть коммуникация звуковая, запаховая, визуальная. Но есть ещё какая-то невербальная связь, телепатическая. Это хорошо видно перед охотой — они вроде как совещаются, в глаза друг другу смотрят — и зверь разворачивается, идёт и делает то, что нужно. И когда у нас все барьеры пропали, у меня это тоже появилось».
– И все они вас приняли одинаково?
– Взрослые приняли после той встречи, переярки понаблюдали за родителями, поняли, что я не опасен. А потом щенки родились, они вообще не знали, что меня там быть не должно. Дело ещё в том, что волки эти меня намного раньше изучили, чем я их. Когда я их ещё только тропил, они меня уже физиономически знали. И поняли, что моё присутствие обеспечивает им спокойную жизнь. Там браконьерство жуткое было, постоянно капканы ставили, гонялись за ними: за волка пятьдесят рублей давали. А я с егерями договорился: пока я здесь, волков не трогать.
– И как они живут, чем занимаются?
– Порядочное количество времени они отдыхают. Волки должны минимизировать затраты энергии. На днёвках, где вся семья собирается, они в основном лежат, переглядываются, матерые кобель и сука могут облизывать друг друга. Никакой игры у взрослых. А молодые очень много играют. Игра, отдых и охота — больше они ничем не занимаются. Если хорошую добычу завалили — наедятся, накормят щенков или суку, которая после родов не охотится, остатки закопают, кладовые сделают и могут сутками валяться.
– А какие у них были отношения?
– Очень хорошие. Переярки потрясающе заботятся о щенках. К старику тоже все подходили, вылизывали, блошили. Единственно, они постоянно определяют свой статус. Молодые часто дерутся, сначала до крови доходит, а потом, года в полтора, они обучаются ритуализировать агрессию. У взрослых состояние агрессии тоже есть, но оно ритуализируется. Я могу клыки показать, схватить, но царапины не останется. Это очень важно.
– Как они охотятся?
– Ну, например, старик вскакивает, садится и начинает подзывать других. Они трутся носами. Матёрый разворачивается, уходит метров на пятьдесят, прислушивается, возвращается, опять какие-то контакты: трутся носами, в глаза друг другу смотрят, вроде как совещаются. И все расходятся. Функции на охоте строго распределяются: один лучше загоняет, второй в засаде нападает. Там был огромный луг. Волчица с дочкой уходят в лес, на опушку, матёрый гонит оленя, кто-то ему тропу перекрывает, загоняют его ближе к опушке, а там волчица вылетает.
– А как они договариваются, кто где будет?
– Вот именно. Есть коммуникация звуковая, запаховая, визуальная. Но есть ещё какая-то невербальная связь, телепатическая. Это очень хорошо видно перед охотой: они вроде как совещаются, в глаза друг другу смотрят, фиксированный такой взгляд — и зверь разворачивается, идёт и делает то, что оказывается адекватно делать в тот момент. И когда у нас все барьеры пропали, у меня это тоже появилось. Вот я выхожу с ними на охоту, матёрый разворачивается, в глаза смотрит — и я бегу куда надо. А потом оказывается, что я правильно пошёл и закрыл тропинку оленю.
«Меня всегда интересовало: способны звери к мышлению или нет. Я ставил эксперименты — там все выглядит по-разному, но животное способно поймать логику самой задачи. На охоте без способности думать зверь ничего сделать не сможет».
– А ваше сознание не мешало вам?
– Сначала мешало, пока я думал, что делать. А потом нет, абсолютно. Уже через несколько месяцев. А месяцев через восемь я мог точно описать, что делает волк у меня за спиной. Потому что все-таки все время было напряжение: это — дикие звери, надо контролировать. И, видимо, это напряжение пробудило третий глаз, или как это называется.
Потом-то я поставил эксперимент. Вот я обучаю волка в закрытом помещении: свет — сигнал направо, звук — налево. Там еда в кормушке. Для обучения требуется, к примеру, десять экспериментов. Затем этот зверь остаётся в комнате, ввожу нового волка. Он первого не видит и не слышит, это я точно знаю: у меня был микрофон, который чувствовал от 5 Гц до 35 кГц. Никаких звуков. Второй волк обучается за пять экспериментов. Нет первого, обученного — нужно десять-одиннадцать. За счёт чего? Это ведь связано с пищей: зверь волнуется, когда слышит условные сигналы, и, судя по всему, мысленно повторяет все, что реально должен был сделать. И это каким-то образом передаётся…
– И часто им удаётся этого оленя поймать?
– Хорошо, если каждая четвертая охота удачная.
– Нечасто. А надолго его хватает?
– На несколько дней. Я говорил, они делают кладовые. Но оказалось, что волки про них тут же забывают. Но зачем тогда делать, да? Я эксперименты ставил. Оказалось, что функция этих кладовых — не себя прокормить, а создать максимально стабильную кормовую базу для щенков. Потому что вероятность случайного нахождения своих или чужих кладовых настолько велика, что запоминать не нужно. И это правильно, что они не помнят, а то бы сами съели, а надо оставить щенкам. Если волчата недоедают, они вырастают психически больными, возбудимыми, и у них агрессия не ритуализируется, а всегда остаётся реальной. Когда волчица на сносях, семья начинает интенсивно закапывать добычу. Закопают и забудут. Это невероятно адаптивная неспособность запомнить. Абсурдно звучит «адаптивная неспособность», но это именно так.
– Вы хотели понять, как они обучают волчат охоте?
– Да, все крупные хищники учат детей охотиться. От рождения это отсутствует. Волчонок может в игре убить крысу и тут же потеряет к ней всякий интерес, даже может рядом с этой крысой умереть с голоду. Если необученный волк попадёт в стадо овец, он просто будет в панике. Ему сложно понять, что это — пища. Какие-то врождённые инстинк¬тивные элементы у них есть: положительная реакция на запах крови, преследование движущихся объектов, но до умения охотиться это далеко. Охота — это культура, традиция. Причём у каждой семьи она своя. В одной и той же местности могут жить семьи, которые умеют охотиться только на лося или только на оленя.
Там, где мы с ними жили, в николаевские времена было императорское охотничье хозяйство. И в то время у волков был описан один необычный приём охоты. Вообще в норме они стараются оленя пустить под уклон, а он пытается уйти наверх. У оленей это инстинктивная реакция: наверху им легче спастись, а пойти под уклон — стопроцентная смерть. А тут волки специально его загоняли на подъем. Почему? А потому, что этот подъем кончался пропастью. Олень туда срывался, а они спокойно обходили эту гору и там его добывали. Тот же самый приём на этом же конкретном месте был и при мне. Передаётся из поколения в поколение.
– Абсолютно стандартных ситуаций ведь не бывает. Меня всегда это интересовало: способны звери к мышлению или нет. Я ставил эксперименты на применение старого опыта в новых условиях. В разных экспериментах все выглядит по-разному, но животное способно поймать логику самой задачи. На охоте без способности думать зверь сложно прожить. Только экстраполировать направление движения жертвы надо десятки раз за охоту. Это довольно простой уровень, но этому надо учиться, у волка из зоопарка этот навык отсутствует. А они способны и на более высокий уровень: прогнозировать результат своих действий, действовать целенаправленно. У меня были эксперименты, которые это доказывают. Потом я ещё выяснил, что волки умеют считать — до семи и кратно семи. Ну, то есть найти третью миску в пятом ряду он может легко. Но если число больше семи, сбивается… Короче, они все время думают. И если что-то на охоте получилось, достаточно одного раза, чтобы они стали применять этот приём. Как-то косуля залезла в кустарник и застряла. В следующую охоту они целенаправленно пытаются в кустарник её загнать.
– А как они учат волчат?
– Сначала приносят куски мяса, потом куски мяса со шкурой — приучают щенков к запаху добычи. В четыре месяца взрослые начинают подзывать волчат к добыче. Добудут оленя и воем подзывают, показывают, как он выглядит. Потом учат брать след и тропить. Но если молодые догонят оленя, они убегают: до девяти месяцев они перед ним испытывают непреодолимый страх. Потом начинают ходить на охоту со взрослыми. Сначала просто рядом бегают, дальше начинают загонять, потом прикусывать — к полутора годам осваивают основные приёмы. Они у каждого свои и зависят от силы, характера. И роли складываются: один гонит, другой направляет, третий в засаде…
– А эта семья как-нибудь менялась, пока вы там жили?
– Переярка одного выгнали. Очень тяжёлый у него характер был, все время конфликты какие-то возникали, и выгнали его. Вроде бы агрессивный индивидуум должен стать доминантом. Но если эта агрессивность переходит какую-то грань, то вся социальная система объединяется и изгоняет его. Это такой механизм, купирующий чрезмерную агрессию. Этому зверю сложно найти полового партнера. Таким образом, если это ген агрессивности, он иссекается.
– И куда он пошёл?
– Вышел за пределы территории. У волков территории расположены раздельно, система разомкнутая. Граница от границы в двух-трёх километрах, есть нейтральные зоны, чтобы особи могли выходить. Семья вырастает и должна разделиться. Хотя размножается только одна пара, доминирующая, матерые волк с волчицей. У переярков даже течка, как правило, отсутствует. Но все равно пометы большие, и примерно раз в четыре года семья достигает критической численности. У всех млекопитающих есть потребность в реализации определённого количества социальных контактов. И как только это количество выходит за пределы нормы, в группе конфликты возникают, образуются группировки, и в конце концов одна должна уйти.
– Куда?
– Как повезёт. Если зайдёшь на чужую территорию, убьют. Но бывает, что можно присоединиться к другим, если у них группа малочисленна и им мало социальных контактов. Или к человеку выйдут, начнут овец резать.
Переярка выгнали — это одна перемена, и ещё старик умер. Это как раз было время, когда волчата из логова выходят. А логово всегда устраивается где-то в другом месте, укромном, подальше от лежбища. Мы там были, волчица и переярки выманивали волчат. И вдруг мы услышали страшный вой, просто жуткий. Сразу стало ясно, что там что-то происходит ужасное. Мы побежали туда — старик сидел на пригорке и выл душераздирающе, какой-то крик отчаяния. И потом ушёл — и все.
Матёрый только через месяц занял его место. В течение месяца выжидал. Как будто какие-то поминки, трудно объяснить. Но я могу представить: во-первых, запах смерти — это очень сильная вещь для животных. У них отсутствует понятие смерти. Но запаха смерти, пока волк умирает, пока ещё отсутствует окоченение, панически боятся.
– А говорят, что волки съедают больных, старых?
– Да это все сказки. От драк молодые часто погибают: поранят — кровотечение или инфекция. Но целенаправленно очень редко убивают. И про каннибализм — это блеф.
На самом деле у них фантастически развита взаимопомощь. Они ведь и мне жизнь спасли. Мы с охоты возвращались, а охота плохая была. Целый день, и уже к вечеру, еле-еле ноги волочим. И там валун огромный лежал. Я подхожу, хочу присесть, и оттуда на дыбы встаёт медведь. Сейчас трудно вспомнить, кто из нас что сказал, но волки услышали и бросились. Хотя один удар этого медведя мог волка распороть. Волчица его за пятку взяла, и он пошёл вниз, под склон.
Тогда я в первый раз задумался по поводу альтруизма: что это такое? Значит, все, чем принято у нас гордиться, это все оттуда. Реализация биологической потребности. Что будет — у зверя срабатывает инстинкт. Когда, например, человек пытается забрать волчат, они убегают, понимают, что лучше остаться производителю, чем всем погибнуть. И это — приобретённое, культура, потому что от любого другого зверя волчат защищают.
– На луну ваши волки выли?
– Они воют, так как полнолуние вызывает прилив эмоций.
– А зачем они вообще воют?
– Общаются с другими группами, это социальный контакт, «прикосновение». Кроме того, это информация о расстоянии до других зверей, о статусе, об эмоциональном состоянии. У каждого есть своя партия, и, судя по всему, они строго функциональны.
– Откуда они знают, как выть?
– Вообще у них есть две категории звуков. Врождённые, на которые реакция у других тоже врождённая. Например, звук опасности — это такой фыркающий лай. Щенки его слышат и разбегаются, это у них с рождения. И есть приобретённые звуки, которым научили. Притом есть диалекты: допустим, кахетинский волк вряд ли поймёт волка из Западной Грузии. Я был в Канаде по приглашению Джона Тебержа, пришли в национальный парк. Я начал вабить, развернулся по-грузински, завитушки пустил — и вообще наплевали на меня волки. Я был страшно оскорблён. А Теберж просто кларнетом так — у-у-у-у, — и все, они с ума сошли, заголосили.
– И что значат все эти завитушки? Что они друг другу говорят?
– Если бы я знал, я бы составил словарь. Эти вопросы меня тоже страшно интересуют. Разная информация передаётся. Я, например, нашёл, что родители, когда волчат подзывают к добыче на большом расстоянии, воем объясняют, как идти. Есть вой для собирания стаи, когда группа разбредается и волк скучает. Этот звук легко отличить: он такую тоску наводит, душу выворачивает.
– И два года вы с ними сидели безвылазно?
– Когда месяца три просидишь в лесу, душа человеческого общения требует. Иногда я возвращался в Тбилиси на несколько дней, дольше опасно, могут отвыкнуть.
– Вы сказали, у вас уже дети были?
– Да, были маленькие дети. Дети в квартире с волками выросли, это был целый тарарам. Вообще я был такой белой вороной, потому что все нормальные зоологи занимались животными, которых можно есть. «Как заниматься зверем, которого возбраняется есть? Занялся бы оленем!» Они были уверены, что я на своих волках деньги все-таки зарабатываю: убиваю их, сдаю шкуры. Эти люди думали: зарплата сто сорок рублей, а за волка премию давали пятьдесят. Обязательно кто-нибудь насылал фининспекторов: куда волчат дел? Они же часто гибнут. Я говорю: похоронил. Ну как они могли поверить, что я похоронил такие деньги? Приходилось идти туда, выкапывать этих животных, уже разложившихся, хоть шерсть найти. А я по-разному деньги зарабатывал: чеканкой занимался, ювелирные украшения делал, по мельхиору, серебру, продавал исподтишка, автомехаником работал. Зарплаты было мало, конечно, чтоб экспериментально работать с ручными животными, их же мясом надо кормить. Но что я мог сделать? Было сильное желание этим заниматься.
– А с волчьей семьёй чем дело кончилось?
Через год я вернулся — и оказалось, что перед этим там истребили пятьдесят четыре волка, включая моих. Это было очень тяжело… И после этого заповедник наполнился одичавшими собаками, потому что волки держали границы. Потом я приручал к себе других, ещё пять семей у меня было, но та оказалась для меня самой важной.
– И потом вы стали выращивать своих волков?
– Да, по ходу дела мне пришла в голову идея реинтродукции. Первоначально для спасения моих зверей, с которыми я экспериментировал. Потому что отработал — надо в зоопарк отдать. Но столько зверей раздать сложно — значит, надо выпускать куда-то. Но зверь, выросший в загоне, в лесу погибнет, это я уже понимал. И тут я задумался над общей проблемой. В мире уже много видов, которые исчезли из природы. Леопард на Кавказе полностью исчез, полосатых гиен очень мало. Значит, надо получать потомство в загоне и выпускать.
Но вы же были в зоопарке — сразу бросается в глаза ущербность психики: нервные тики, стереотипные движения. И я решил попробовать самостоятельно вырастить зверей с нормальным охотничьим поведением, способных жить в лесу. Дал объявление в газету, стал покупать волчат у охотников, выкармливать. К сожалению, первые два выводка я запорол. Оказалось, чтобы они нормально выросли, надо знать, как их выкармливать. Например, во время сосания щенок должен массировать лапами молочную железу матери — одной, другой. А если такая возможность отсутствует, возникает тоническое напряжение мышц и в мозгу формируются очаги высокой активности, которые на всю жизнь остаются. Звери вырастают психически плохо уравновешенными: депрессии, фрустрации, конфликты в группе.
Плохо, если дырка в соске слишком большая. У новорождённых мозг плохо сформирован, у них отсутствует понятие голода, насыщения, для них важно само сосание. Молоко льется, животики раздуты, а они все равно сосут. Желудок растягивается, и, когда они взрослеют, им нужно больше пищи, постоянно хотят есть. Они своим поведением абсолютно дестабилизируют обстановку в группе. Агрессия у них остаётся, отношения с другими – отсутствуют. Ну как я мог все это себе представить? Это я потом уже все понял.
– Получается, живое существо ужасно тонко притёрто к среде: шаг в сторону — и все, сломалось…
– Безусловно. Это первым сказал ещё Леонардо да Винчи — что организм живёт в среде, и все наши исследования должны быть построены на понимании их общности, иначе это будет артефакт. Поэтому так важен для меня был полевой опыт. Конечно, эти пределы особенно узкие у новорождённых, надо было их как-то поймать. Выкармливал волчат я дома, но как только они достигали времени выхода из логова, уже вывозил их в поле на пару дней. А совсем выпускал их уже полово¬зрелыми на Триалетском хребте, недалеко от Тбилиси. И там был с ними. Периодически — на недельку останешься, возвращаешься.
– И как вы их учили?
– Главное — чтобы у них сформировались навыки ориентации в пространстве. Они должны знать территорию, на которой будут жить, водопои копытных, тропы основные. Это основа охоты. Дальше надо научить брать след. Допустим, идём, наткнулись на след оленя. У волков чёткая реакция: олени очень резко пахнут. Надо их обязательно успокоить. Я сам начинаю след изучать, обнюхивать, поскуливаю, подзываю их. Они обязательно подбегут и сделают то же самое. Родители так и обучают их. Если, допустим, след опасный, мать демонстративно обнюхивает, щенки подбегают, тоже обнюхают, и тогда она издаёт сигнал тревоги, тот самый фыркающий лай, на который у щенков врождённая реакция. И все — они врассыпную, этот следу всю жизнь будут избегать. Лаять я так научился. А их звуки одобрения мне изобразить сложно — значит, просто за ухом почешу. Сперва мясо им давал полупереваренное: покупал желудочный сок в аптеках. Потом сырое мясо, потом со шкурой — ногу принёс, бросил. А дальше стал приносить подстреленных косуль: я стрелял в них шприцем со снотворным. Когда она начинает выходить из наркоза, я выпускаю волков.
– А как вы заменили стаю волков, учили загонять, нападать?
– Главное было их мотивировать, показать свой интерес, я же был для них вожаком, доминантным. А они сами все делали. Одной успешной охоты достаточно, потом все оттачивается идеально. Главное — чтобы они знали вид, на который охотиться надо.
Параллельно они учатся думать, примерно с пяти месяцев. Они же все время играют в догонялки — и учатся экстраполировать движение жертвы, короче говоря, срезать путь преследования. Это именно мышление. У меня было две группы волчат. Одну я вырастил в обычном вольере, а другую — в вольере с обогащённой средой: со множеством валунов, завалами из деревьев, специальными ширмами, за которыми можно спрятаться. И в семь месяцев волчата из обогащённого вольера могли решать экстраполяционные задачи на специальной установке, а волчата из обычного — только догонять. Потом в годовалом возрасте я поменял их местами, но у волчат из обычного вольера уже способность угасла. А те волки эти задачи как семечки щелкали.
– Это напоминает один классический опыт по детской психологии…
– Да, конечно, в сущности, мы мало отличаемся, жизненные задачи одинаковые. Всю жизнь учимся жить… Потом я обе эти группы выпустил на том же Триалецком хребте и попытался научить их охотиться. Понятно, что со зверями из обычного вольера плохо получилось. К сожалению, я сознательно на это пошёл, вырастил их такими. Я знал, что им придётся всю жизнь провести в загоне. А из обогащённого — прекрасно выучились.
– Я слышал, вы научили волков избегать овец?
– Да, главная проблема реинтродукции какая? Трудности с местным населением. Потому что такие звери идут к людям. Вот много лет выпускают гепардов в Африке. А они от голода приходят в деревни, кур воруют, овец. Люди их убивают. Если местное население против, конец затее. Но я же знаю диких волков: они панически избегают людей. Значит, надо было как-то и моих научить. А в 1960-х годах был великий испанский физиолог Хосе Дельгадо, он придумал такое шоу: вживлял быкам электрод в мозг, и когда этот разъярённый бык на него мчался, он нажимал на кнопку радиопередатчика — и бык замирал в полуметре от него. Но волкам в мозг вживлять электрод не будешь, поэтому я придумал ошейник. Хорошо, тогда появились такие супер-пупер галетные батарейки по девять вольт. В Тбилиси все можно было у военных купить. Я набирал их так, чтобы на выходе 300 вольт получалось.
Мы привлекли местных жителей. Потому что скрыть эту работу было трудно, а если показать селянину, что волк тебя боится, то это полный восторг. А мне разные люди нужны были: молодые, старые, горбатые, женщины, дети. Волки же привыкли ко мне и к другим людям подходят пообщаться. Новый человек появляется — они идут к нему, а я сразу нажимаю кнопку, они получают раздражение током. Раз, два, уже на третий раз, как только увидят человека, убегают моментально. Но сначала они убегали и останавливались поблизости, а надо было, чтобы на расстояние выстрела. В общем, за сорок дней реакцию удалось идеально отработать.
Ну, и такую же реакцию надо было выработать на домашних животных. Пастухи на это охотно соглашались, им было интересно: как это волк мимо барана пройдёт? Надо было видеть выражение лица этой овцы, от которой волк убегал. На второй раз она уже на него сверху вниз смотрела: козявка! Но реакция эту нужно вырабатывать на всю скотину – по отдельности, по каждому виду надо было работать отдельно: на овец, коз, коров, лошадей. По ходу дела одна волчица у меня залезла в овчарню, а там и куры были. Она передавила кур, а на овец ноль внимания.
– В Москве теперь продаются такие ошейники.
– Да, я сдуру опубликовал статью, все описал. У нас-то всем пофиг, а в Америке уже через два года они появились, electronic dog trainer называется. У меня ещё одна затея была: я волкам вешал маленькие радиопередатчики, пеленговал, и можно было чёткую картину их передвижений видеть. Ну и военные меня поймали. Что там пипикает в эфире? Три дня сидел я у них в КПЗ, в грузовике, умолял: «Слушайте, зоолог я. Ну хотите, позову волков?» — «Издеваешься? За дураков нас держишь?» Хорошо, на третий день полковник приехал: «Чем занимаетесь?» Я говорю: «Институт зоологии, слежу за передвижением волков». — «Как докажете?» — «Давайте выйдем отсюда, сто метров отойдём, я повою — они придут». Он так посмотрел на меня с прищуром: врёт, заливает, волки к нему из лесу придут! В общем, повыл, они вышли, военные в ужасе, а могли и перестрелять. Ошейники заставили снять, отобрали, только попробовать успел.
– Ну, вы их всему обучили. И что дальше?
– Дальше интересно было, что будет у следующих поколений. Я сделал щенкам ошейники металлические, и на каждом надпись: «Если вы мне принесёте этот ошейник, я вам плачу в два раза больше, чем государство». На десять лет в тех краях волки, как будто пропали, они избегали охотников. Значит, выработалась традиция.
– Вы их ещё видели?
– Через девять лет я поехал туда по своим делам, ходил по лесу и увидел знакомый след: там одна фаланга отсутствовала. Я понял, что это мои звери. Почти неделю ходил, вабил. И в конце концов они вышли, двое волков. Им уже по 13 лет было, седые, зубы стёрты. Судя по всему, они уже дня два за мной наблюдали, ходили вокруг. Вышли, уставились и так смотрели, смотрели — а потом вдруг начали играть, как щенки. Как они играли, визжали! Первый раз в жизни я был таким счастливым.
Источник: https://wildlife.by/ecology/articles/istoriya-cheloveka-prozhivshego-v-volchey-stae-dva-goda/

О волке сложено много легенд и сказок. Он – самое загадочное животное из ныне живущих. Волк – очень умный, свирепый хищник, верный член своей стаи. Волк успешно противостоит воздействию человека, хорошо осваивает наземные пространства. Его образ жизни и повадки вызывают у людей множество вопросов.
В исследованиях, социальных животных самого высокого ранга, называют – альфа. Альфами могут быть самцы, самки, а также те и другие. Когда самец и самка выполняют эту роль совместно, их называют альфа-парой. Другие животные в группе им подчиняются. Предполагается, что волки могут достичь лидерства в стае с помощью физической силы, создания альянсов внутри группы или авторитета, например, являясь отцом или матерью всех членов своей стаи. Волки моногамны. Самец и самка, как правило, остаются вместе на долгий срок. Волки очень привязаны к волчатам. Обычно только альфа-самец и альфа-самка размножаются, остальные члены стаи помогают им воспитать молодняк, обеспечивая его выживание. Иногда в стаях бывают два взрослых самца, но очень редко – две взрослых самки. Альфа-самец и альфа-самка несут ответственность за руководство своей семьей и заботу о своих щенках. В человеческой терминологии они – «родители». Главная характеристика альфа-волка – это спокойствие, уверенность в себе. Он знает, что ему нужно делать для стаи, он подаёт пример остальным членам семьи.

У волков существует своя система общения. Они используют для коммуникации вой, завывание, хныканье, ворчание, рычание, тявканье, лай и разные движения. Многие люди слышали его пронзительный, завораживающий вой. Раньше считалось, что – это выражение переживаний. Учёные выяснили, что это основной инструмент связи, который используется для общения между одинокими волками и их стаей, а также между разными стаями. Предполагается, что вой позволяет решить спор за охотничью территорию, без драк. Этим способом волки узнают размер и силу различных групп.

Интересные факты о волках.

1. Мозг у волка на 30% больше чем у собаки, возможно, что он способен запоминать больше информации.
2. Вожак стаи всегда идёт впереди своей стаи с высоко поднятым хвостом.
3. Размер животного в иерархии стаи менее важен, чем характер.
4. Положение волка в стае во многом зависит от уверенности в себе.
5. Мех волков состоит из двух слоев, подшерстка и верхних жестких волос. Подшерсток не пропускает влагу и хорошо согревает животное в мороз, а верхний предает окрас и выполняет водоотталкивающую функцию.
6. Стаю всегда возглавляют альфа самец и альфа самка.
7. Самое низкое положение в стаи занимают омеги, самец и самка с более мягким характером.
8. Самый крупный волк был застрелен на территории Украины в Полтавской области. Его вес составлял 86 кг.
9. Окрас волков часто соответствует тем местам, в которых они обитают. Например, у пустынных волков окрас с рыжим оттенком, у тундровых – белый, а у лесных варьируется от светло-серого, серо-бурого до черного.
10. Все волчата при рождении имеют голубой цвет глаз, через 2-4 месяца он меняется на золотисто-желтый. В редких случаях голубые глаза остаются на всю жизнь.
11. Волк может бежать со скоростью 65 км/ч и прыгать в высоту до 5 метров.
12. Потомство альфа самки и альфа самца воспитывает и кормит вся стая.
13. Между соседствующими волчьими кланами возникают частые стычки за территорию. В таких боях, иногда, убивают вожака стаи.
14. Территория одного семейства может занимать до 60 км².
15. За ночь волк может пройти расстояние в 80 км.
16. Учёные провели эксперимент, доказывающий, что умственные способности волка лучше, чем у собаки. В нём участвовали 15 щенков и 14 волчат шестимесячного возраста. Всем животным было продемонстрировано, как дрессированная собака с помощью зубов и лап открывает деревянный ящик с едой. В результате, смогли открыть коробку 14 волчат и только 4 щенка.
17. Самая большая волчья стая может включать до 40 особей.
18. В Северной Америке часто встречаются волки с черным окрасом шерсти. Учёные установили, такой окрас типичен для мутации, которая произошла в результате скрещивания волка и собаки. что в итоге привело к появлению гибридов.
19. Волк способен съесть около 10 кг мяса за один раз.

Волки живут семьями, похожими на человеческие, члены одного семейства очень преданы друг другу. Часто это волки-родители со щенятами, братьями, сёстрами и их родителями. Внутри стаи старшие обучают младших, здоровые заботятся о раненых. У волков более развито гендерное равенство, чем у людей. За порядком следят альфа-самка и альфа-самец. Лидером может быть, как волк, так и волчица. Роль главы семейства берет на себя сильнейший и умнейший альфа (самка или самец). Это определяется важными для выживания качествами.

Альфа-самка – это мать стаи. Она обеспечивает её единство. Смерть альфа-самки, в маленькой по размеру волчьей стаи, приводит к её разрушению. Чаще всего, оставшиеся в живых разделятся. Даже в голодный период, волки в семье остаются дружны и всё делают на благо стаи. Например, щенков всегда кормят первыми.

Истории, в которых главными героями являются волки

Оказавшаяся в снежной западне американка Мэри Краник родила здорового малыша весом 3,4 килограмма. Помощь при родах ей оказала стая волков, которая как бы ассистировала при родах. Мэри Краник вспоминает: «Они считали меня членом их стаи. Мой малыш выжил, благодаря их заботе. Волки согревали нас, облизывали новорождённого, один из них перекусил пуповину. Помогли мне взять ребёнка, чтобы покормить. Охраняли нас, а когда подошла помощь – убежали».

Более 70-ти лет назад в Йеллоустонском национальном парке исчезли волки. За это время олени нанесли большой урон местной флоре. В 1995 году были выпущены на волю четырнадцать волков. Это за 20 лет полностью изменило всю экосистему парка. Волки заставили оленей осторожнее выбирать места для пастбищ. В парке начала возрождаться растительность. За шесть лет количество деревьев увеличилось в пять раз. Появились бобры, в заводях завелись ондатры, утки и рыбы. Волки уменьшили популяцию шакалов, что привело к увеличению количества зайцев и мышей, а те в свою сторону привлекли в парк ястребов, хорьков и лис. В парк пришли медведи. В парке увеличилось количество ягод. Рост деревьев и травы, привёл к укреплению берегов рек. Их русла выпрямились и стабилизировались, уменьшилась эрозия.

Рассказ исследователя

Однажды наблюдал, как волки (самка, самец и два молодых) начинали охоту на кабанов. Они выбежали на дорогу, начали обнюхиваться, соприкасаться носами, а потом разбежались, словно «согласовали» свой план. Самка рванула в обход сосняка-молодняка. Самец постоял, а услышав потявкивание-подвывание самки, начал тихо приближаться к сосняку, где повизгивали кабаны. Два молодых волка заходили слева. Создаётся впечатление, что волки действительно «обсудили и разработали» план охоты при помощи телепатической связи.