CASTLE.PRI.EE

Записи с меткой «героин»

Марианна Тарасенко взяла интервью у бывшего наркомана.
Сколько угодно приличных и законопослушных родителей, педагогов, врачей и социальных работников могут вести пропаганду против наркотиков, начиная с пелёнок убеждать детей избегать «этой гадости». Но число наркоманов растёт, и молодое поколение на предостережения плюёт. В частности, и по той причине, что убеждают их те, кто плохо понимает кайф от этой «гадости».
И, значит, с точки зрения «всё знающих на свете» подростков, плохо понимают, о чём говорят. Они рассуждают: «На самом деле это классно, вряд ли я подсяду, всегда можно соскочить, даже в ряде американских штатов марихуану легализовали». Возможно, что кто-нибудь прислушается к словам наркомана с десятилетним стажем.
Наш наркоман говорит про себя, что он бывший. Но уточняет, что бывший наркоман, как и бывший алкоголик – это до первой дозы или рюмки. То есть если намереваешься жить нормально, то забудь про алкоголь и наркотики. Иначе – все усилия и муки насмарку: смертельный яд, вновь попавший в твой организм, уведёт тебя в прошлое.

Китаец вместо японца

Виктор Мальгин, имеющий десятилетний наркостаж, уже пять лет как простился со своей зависимостью. На момент написания статьи ему было 35 лет, он вырос в Таллинне, в благополучной и хорошей семье, окончил школу, слегка поучился на юрфаке, отслужил в армии, работал на разных работах. Вроде бы все, как у многих. За исключением одного – героина.
— Когда вы впервые попробовали наркотик и какой конкретно?
— В девятом классе, марихуану.
— И что к этому подтолкнуло – сложности подросткового возраста, какие-то проблемы в школе или дома?
— У меня был такой круг общения, что я должен был пробовал курить марихуану, иначе выглядел бы там белой вороной.
— В первый раз было страшно?
— Было. Но я себя пересилил.
— И что, понравилось?
— Попробовал – стало противно. Наркотик даёт возможность пережить чувства, которые можно испытаешь, только употребляя его. И это пугает. Ты странно двигаешься и говоришь, и понимаешь при этом, что находишься в изменённом состоянии.
— Это как ощущение опьянения от алкоголя или что-то другое?
— Ощущение другое, а результат один – яма. Обычно наркоманы и алкоголики дистанцируются друг от друга. Наркоманы считают алкоголиков быдлом, а алкоголики гордятся, что они отличаются от наркоманов и такие же, как все остальные люди. И тем, и другим сложно понять, что проблема у них общая.
— Но если первый раз стало противно, почему же были другие разы?
— А это, так всегда. Люди «с опытом» говорят тебе: да что ты, кто же с первого раза кайф поймает, надо ещё попробовать. И ты опять чувствуешь себя белой вороной.
— И что, в итоге понравилось?
— Марихуана в принципе меня мало впечатлила – как в плане отвращения, так в плане горячей любви к ней. Но начало было положено, и нашлись другие «опытные» люди, которые сказали, что есть отличная штука – амфетамин. Время шло, круг общения сменился, но остались и прежние знакомые. Я окончил школу, в это время очень серьёзно заболела бабушка, и родители были так заняты ею, что я по сути был предоставлен сам себе. А у них даже такие мысли отсутствовали, что я могу подсесть на наркоту. Год я вообще «дурака валял», а на следующий родители «поступили» меня в вуз. Там я полтора года кое как отучился, но потом друга призвали в армию, и я, взяв академический отпуск, пошёл с ним за компанию добровольно. Тогда я уже употреблял амфетамин.
— Вы хотите сказать, что пошли в армию под его воздействием?
— Отнюдь. Армия меня всегда привлекала, и если бы в то время я лучше знал эстонский, то, наверное, после прохождения срочной службы там остался бы.
— А во время службы в армии тоже наркотики употребляли?
— Конечно. Их можно было легко достать. Потом настал черед героина, потом, когда он исчез, то и «белого китайца» — триметилфентанила. В юности мы с ребятами увлекались мотоциклами, сначала у всех были «Явы», потом стали появляться японские. И я тогда пошутил: одни пересели на японцев, а я – на китайца. Компания моя к этому моменту поменялась полностью. Кто-то из прежних друзей учился, женился, делал карьеру, а я дружил с героином и себе подобными.
— Кололись?
— Курил, с фольги. От того чтобы колоться, что-то удерживало. Видимо, подсознательно я оставлял для себя какие-то нити, ведущие к нормальной жизни. А это такая иллюзия: раз избегаю использовать шприц, значит, со мной все нормально. В то время кто-то постоянно что-то новенькое предлагал, и я начал и сам наркотиками приторговывать. А что стал наркоманом, понял, только когда полиция многих прихватила и начались перебои с поставками.
— Ломка?
— Ломка бывает от мака. Ну, пару ночей без сна, потел очень сильно, а чтобы руки-ноги выворачивало, этого избежал. От синтетики основная зависимость – в голове (Виктор выразительно стучит себя по виску): ты думаешь только о дозе. Наркотики – кайф, и это понимают все наркоманы, но что-то происходит с тобой и на физиологическом уровне, какие-то механизмы перестают в организме работать. И у тебя только одна мысль – «мне нужен наркотик».
— Испугались, когда это поняли?
— Испуг отсутствовал, я это просто принял. Да, я наркоман. И все стало этому подчинено, я вынес из дома буквально все.
— А что родители?
— У отца был инсульт, у матери – несколько инфарктов. Слава богу, что живы остались.
— И когда они поняли, что дело плохо?
— После моей первой передозировки, ещё до того, как я стал из дома таскать. Раньше, конечно, они иногда замечали, что со мной происходит что-то странное, но это списывали на то, что я устал на работе или слегка выпил. У родителей в жизни такой опыт отсутствовал, им сложно была представить такое. И, естественно, отсутствовал опыт распознавания наркозависимости. Это трудно понять, особенно когда отсутствуют следов от уколов. Впрочем, очень многие думали, что я нормальный человек. Девушки у меня какие-то были, им говорили «да ты что, он же нарком», а они переставали сомневаться, когда видели под кайфом. Естественно, когда приехавший по вызову врач скорой помощи сказал о передозировке, для мамы и папы это был шок.
— А для вас передозировка шоком не явилась?
— Когда меня в больнице промыли, я ощутил радость. Ну все, я теперь нормальный человек. А вторая мысль была такой: но я ведь жив! А значит, всё нормально, просто надо быть осторожнее. Вот, например, буду употреблять только по пятницам – в пятницу же можно расслабиться? Потом, естественно, думаешь: а почему только в пятницу? Смотришь на себя в зеркало: я красивый, здоровый, со мной все в порядке… Короче, кто это проходил, тот знает. И попытка соскочить провалилась.
— И что родители?
— Они сделали все, что могли. Были слезы, уговоры, привозили капельницы на дом… Это длилось десять лет, и разные были ситуации. Были и перерывы в два-три месяца, и условные судимости за кражи. Условные потому, что меня каждый раз прихватывали, когда срок предыдущей судимости уже истекал. А кроме того, я всегда где-то официально работал, и суд принимал это во внимание. Работал я на хороших местах и получал хорошо, но везде заканчивалось одинаково: в какой-то момент мне переставало хватать денег на наркоту, и я проворовывался. Быть наркоманом – удовольствие дорогое. А сам наркоман – существо подлое, коварное и жестокое.
— Но все же однажды у вас появилось желание завязать по-настоящему?
— Это трудно назвать желанием. Был очередной условный срок, очередное увольнение, очередной передоз, и мама в очередной раз сказала мне: поехали в реабилитационный центр. А у меня тогда было ощущение, что моя жизнь превратилась в спичечный коробок – здесь стена, там стена… И для меня главным было уехать отсюда. И я согласился, мне просто было все равно. Приехал на встречу с работником благотворительного фонда «Возрождение», от него узнал, что центр – христианский, и у меня сразу возникло чувство отторжения: про церковь я знал только то, что это здание с крестом и большими дверями, а внутри – священники в рясах.
Отказался ехать. Руководитель – очень удивился, стал мне что-то говорить о каких-то программах, о том, что это хутор, я хотел уже развернуться и уйти, но вдруг спросил: «А что вы там вообще делаете?» Он ответил: «Строим, животных разводим». И почему-то я сказал: «Хорошо, поеду». Видимо, к тому моменту я так устал от самого себя, что стройка и животные казались чем-то, наверное, просто нормальным. Руководитель говорит, мол, подумай недельку, а надумаешь – приезжай.
За эту неделю я вынес из дома все, что там оставалось… а в понедельник как условно осуждённый отправился в свой надзорный орган и сообщил: так и так, я должен уехать. Там, кстати, отсутствовали сведения, что я наркоман, и очень удивились. Я это к тому говорю, что иногда можно удачно маскироваться.
— Но от близких можно маскироваться лишь какое-то время. Что должны предпринять они, когда узнают?
— Я скажу, может быть, странные для многих слова: главный друг наркомании – жалость родителей. Когда я уезжал в реабилитационный центр, мама совала мне какие-то таблеточки, чтобы легче было. А нужно занимать очень жёсткую позицию. Я помню, тусовался со своими друзьями-наркоманами, и подъехал отец. Сидя в машине, позвал меня. Я к нему сел, а он мне говорит: «Отдай ключи, ты ведь все равно живёшь вне дома». Я бросил ключи на приборную панель и понял: это всё. Раньше я от этой стаи отличался, но только тем, что мне было куда прийти помыться. И это тоже являлось ниточкой, связывающей меня с другой жизнью. Теперь она оборвалась, и стало как-то тоскливо.
— Но ведь вы снова оказались дома?
— Ну да, через какое-то время пришел с разбитой башкой – пожалели. Но я предупреждаю всех, у кого в семье есть наркоман: чтобы добиться своего, мы – а я до сих пор говорю «мы» – пойдём на все. Обманем, украдём, сделаем любую гадость. Мой знакомый закрыл на балконе вышедшую туда на минутку мать, а сам схватил её сумку и убежал. Я сам украл у матери дорогое кольцо и заложил его в ломбарде за копейки. Это довольно быстро обнаружилось, и отец привёз меня к ломбарду, дал деньги – и велел выкупить. Выяснилось, что выкупать уже поздно, я вернулся в машину и отдал папе деньги. До сих пор помню, как он на меня посмотрел. А когда я рассказал эту историю своему другу в реабилитационном центре, он сказал: «Ну ты даёшь! А я бы тогда сбежал с этими деньгами».
— Может быть, то, что вы не сбежали, тоже было очередной ниточкой, привязывающей к нормальному?
— Может быть.
— Вы приехали в реабилитационный центр и…
— Приехал с кучей вещей – мама собирала. Это всегда видно, кто сам собирался, а кого собирали. Там, в соответствии с договором, человека обыскивают, составляют опись его вещей, все запрещённое изымают, знакомят с правилами пребывания, с распорядком дня. И началась моя реабилитация. По утрам – собрания, по вечерам – молитва, весь день – работа. Трудно было представить, что я могу попасть в такую обстановку. Все это казалось мне странным и мало трогало. Там такая система пар: старший и младший, человек, который уже какое-то время в центре пробыл, и новичок, чтобы ему легче было. Мне со старшим очень повезло, он вводил меня в курс дела, многое рассказывал, и я больше прислушивался к тому, что говорил он, чем к тому, что говорилось на собраниях.
От него я многое узнал, и видел, что он настроен серьёзно. По некоторым было заметно, что они приехали сюда всего лишь перезимовать, а этот парень горел и сумел зажечь меня. Но на это понадобилось время. Работа в центре ведётся в жёстких, я бы сказал, в армейских рамках. Тебя постоянно контролируют, проверяют, что ты делаешь, все распоряжения надо выполнять. И у меня были мысли: а какой им во мне интерес, почему я должен их волновать? И сначала возникло любопытство, а ощущение, что тебе говорят правду, появилось позже. Составляющей моей жизни наркомана были хитрость, коварство, желание украсть, здесь же было по-другому, и слова совпадали с делами.
Сидел я как-то поздно вечером в продуваемом всеми ветрами гараже и вязал арматуру, и вдруг ко мне пришел руководитель центра. «Как самочувствие?» – спрашивает. «Нормально», – отвечаю. И вдруг он говорит: хочешь, я за тебя помолюсь? Я пожал плечами – ну, молись, мне-то что? И он начал молиться.
— И вам стало легче?
— Да мне было безразлично. Но я подумал: поздний вечер, холод, человек из уютной тёплой квартиры, от семьи, зачем-то притащился ко мне в гараж и ещё взялся молиться. Ну какое ему до меня дело? Я стал наблюдать за работниками центра в течение дня и понял, что я их слова соответствуют их поступкам. Например, они работают и молятся столько же, сколько требуют от других. Раньше я таких людей редко встречал. И через какое-то время я был готов к покаянию.
— К церковному?
— Да во всех смыслах этого слова. До меня наконец дошло, что если я жил такой жизнью, которая в итоге привела меня в этот центр, то каяться есть в чём. Чтобы была новая жизнь, нужно искреннее раскаяние в прежней жизни. Но я действительно поверил в Бога, и это мне помогло и многое объяснило. Одна из главных бед наркоманов – гордыня: тебе сложно признаться даже самому себе, что ты зависимый, что ты опустился. А христианство называет гордыню одним из смертных грехов А что говорит Библия? «Просите – и дано вам будет». У меня в жизни так и случилось. Я попросил о помощи, и я её получил.
Это можно рассматривать с точки зрения религии, а можно – просто с точки зрения житейской мудрости. Как и к молитвам можно относиться как собственно к молитвам, так и как к определённому успокаивающему ритму, который в них заключён. Отправной точкой моего становления как христианина было то, что как-то, обведя стройку рукой, я спросил своего товарища: «А без Бога все это было бы возможно?» Он ответил «это всё от бога». У меня своих сил было мало, и я попросил помощи Бога.
— Реабилитация прошла успешно, как мы это видим. Но со всеми ли так?
— С месяц было очень трудно, и все мысли были там, в прошлой жизни. Известно, что вылечивается малый процент наркоманов, чем она и ужасна. Нужны и желание, и воля, и помощь других, и какие-то нити, о которых мы говорили, иначе– выйдешь и сорвёшься. Через полгода ко мне приехали родители – я увидел их прежними. Когда меня провожали, мама и папа были два существа, потерявшие надежду, с пустыми глазами и серыми лицами. Тогда я понял, что всё, вторая возможность у меня отсутствует.
— Что бы вы могли сказать тем подросткам или уже молодым людям, которые только собираются попробовать «безобидную марихуану»?
— Через год после реабилитации я решил проехаться по «местам боевой славы». Мои приятели были одеты в ту же самую одежду, что и год назад, только в ещё более затрёпанном состоянии.
Через год я снова туда приехал – знакомых лиц было уже меньше, а ещё через год – пропали последние. Пусть подростки подумают головами и ответят на вопрос, куда они делись – стали министрами или все поумирали. Многие из них начали с марихуаны, как и я.
И ещё одно: мальчикам нужно знать, что марихуана очень пагубно отражается на потенции, а девочкам – что на внешности. И если вам говорят, что одну сигаретку – можно, то это говорит или идиот, или распространитель наркоты. А если вас действительно «не вставит», то будьте уверены, что скоро вам предложат что-нибудь покруче. Для меня все закончилось хорошо: я прошёл курс реабилитации, женился, у меня родилась замечательная дочка – и это оставляет надежду тем, кто прошёл тот же путь, что и я. Но лучше избегать ступать на него.
За четыре дня, прошедшие с момента нашей беседы, в мире от наркотиков умерло около двух тысяч человек.