Всё идёт к этому
Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
Он вгляделся в экран монитора. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. Он спросил: «Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?»
У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке.
Запинаясь от волнения, он сказал: «Д-даю уроки. Н-на дому. Вас интересует литература?»
Собеседник кивнул: «Интересует. Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия?»
У Андрея Петровича почти вырвалось: «Задаром!»
Но он заставил себя выговорить: «Оплата почасовая. По договорённости. Первое занятие безплатно. Когда бы вы хотели начать?»
Максим решительно сказал: «Давайте завтра. К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух. В десять утра вас устроит?»
Андрей Петрович обрадовался: «Устроит! Записывайте адрес».
Максим ответил: «Говорите, я запомню».
В эту ночь Андрей Петрович плохо спал, ходил по крошечной комнате. Вот уже много лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили. Пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями, тогда сказал: «У вас слишком узкая специализация. Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет – устарел. Может быть вы хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники – вы вполне бы могли преподавать это».
Андрей Петрович отказался, о чём потом сожалел. Пытался найти новую работу. Однако литература осталась в считанных учебных заведениях. Библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались, кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.
Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… сердце сжималось каждый раз, когда он вспоминал об этом – настала очередь книг.
Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы. В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг. Это были самые любимые, перечитанные по многу раз. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.
Он расхаживал от стены к стене и размышлял: «Возможно, удастся что-нибудь выкупить назад, например, Бальмонта». Андрей Петрович остановился и понял, что самое главное – это то, что он сможет поделиться своими знаниями.
Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту. Андрей Петрович засуетился: «Проходите. Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула и сказал: «С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. У меня ноль знаний».
Андрей Петрович кивнул: «Да-да, естественно. Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу давно перестали преподавать. А сейчас уже перестали и в специальных».
Максим спросил тихо: «Нигде?»
Андрей Петрович кивнул: «Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало лень. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало лень и их детям. Появились другие удовольствия – в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература.
В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу стремительно падал. В несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов. Потом и люди перестали писать. Филологи продержались чуть дольше, за счёт написанного за двадцать предыдущих веков».
Андрей Петрович замолчал, утёр вспотевший вдруг лоб. Наконец сказал: «Об этом сложно говорить. Вероятно, что это закономерный процесс. Литература умерла потому, что отстала от прогресса. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно!»
Максим согласился с ним: «Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам. У меня есть дети. Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать, на что делать упор. Вы научите меня?»
Андрей Петрович твёрдо сказал: «Да! Научу».
Затем поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился и начал торжественно: «Пастернак. Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…».
Стараясь унять дрожь в голосе, Андрей Петрович спросил: «Вы придёте завтра, Максим?»
Максим обвёл глазами помещение: «Обязательно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня маленькая зарплата. Но я могу, в счёт оплаты, приносить продукты. Вас устроит?»
Андрей Петрович подумал, что его бы устроило и задаром: «Конечно, Максим. Спасибо. Жду вас завтра».
На следующий день Андрей Петрович, расхаживая по комнате, говорил: «Литература – это о чём написано, но более важно, как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты».
Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он запоминает речь преподавателя наизусть.
Андрей Петрович начинал декламировать: «Вот послушайте – Пушкин: «Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин». Лермонтов «Мцыри». Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий».
День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович удивлялся, как Максим, поначалу глухой к слову, без восприятия, и ощущения вложенной в язык гармонии, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.
Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн.
Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков. Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый. Классика, беллетристика, фантастика, детектив.
Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.
Однажды, в среду, Максим исчез. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Но внутренний голос шептал: «Маловероятно. Скрупулёзный педантичный Максим мог бы позвонить». К вечеру Андрей Петрович уже окончательно извёлся, и побрёл к монитору, посмотреть, может быть, что-то случалось в мире, пролистал ленту новостей.
Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки под снимком расплывались перед глазами. «Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К, уличён хозяевами в мелком хищении продуктов питания. Вероятно, дефект управляющей программы.
Робот заявил, что пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения и утилизирован».
Андрей Петрович отшатнулся к стене. Колени подломились, и он тяжело опустился на пол. Коту под хвост, пришла мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота. Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.
Андрей Петрович почувствовал сильную боль в сердце и подумал: «Это всё».
Звонок в дверь застал его подняться. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.
Девочка, глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила: «Вы даёте уроки литературы?»
Андрей Петрович опешил: «Что? Вы кто?»
Мальчик, сделав шаг вперёд, ответил: «Я Павлик, а это Анечка, моя сестра. Мы от Макса. Он велел передать. Перед тем, как он… как его…».
Девочка произнесла, словно пароль: «Мело, мело по всей земле во все пределы!»
Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.
Тихо, едва слышно он выговорил: «Ты шутишь?»
Мальчик подхватил: «Свеча горела на столе, свеча горела. Это велел передать Макс. Вы будете нас учить?»
Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад и прошептал: «Какая радость. Это счастье – вас учить. Входите, входите, дети».
P.S. Наука – познание, основанное на сомнении. Познание новой информации расширяет кругозор. Отказ от принятия информации уменьшает кругозор. Постепенно он превращается в точку (зрения).
Отказ от принятия одной информации приводит к вере в другую. Вера мешает использовать разум. Чтение активирует использование разума. Видео и аудио – затрудняют использование разума и способствуют обретению веры. Вера и точка зрения – блокируют разум.
